Исторические корни российской эмиграции

«Ни одна страна не пережила в прошлом веке столько волн полити­ческой эмиграции. Ни Германия, ни Аргентина, ни Италия, ни Ирландия . Только Россия. Ее эмиграция была самой массовой и самой страшной.»

На исходе золотого XIX века (правда, то, что был золотым, люди осознали лишь в 30-е годы века следующего) Россия вообще не знала эмиграции как феномена, в немалой степени формирующего жизнь русской нации. Не то чтобы эмиграции не было вообще, но (по аналогии с "фоновой инфляцией", "фоновой радиацией") она была чисто фоновой. Господа ездили в Париж, и многие там надолго засиживались; из Юго-Западной России в Америку эмигрировали евреи (черта оседлости) и украинцы (аграрное перенаселение), при деятельной помощи гр. Л.Н. Толстого целым большим пароходом уехали в Америку сектанты-духоборы; наконец, в Женеве сидел

социал-демократ Г.В. Плеханов. Но хоть отъезды и разъезды на­блюдались, не в пример последующим эпохам никем — ни уезжаю­щими, ни остающимися — они не рассматривались ни как очищение России от чуждого элемента, ни как обескровливание России, рас­стающейся с лучшими и деятельнейшими руками и головами; они вообще никак не рассматривались. Даже когда смута 1905 года резко увеличила отток русских подданных из границ империи (евреи, бе­гущие от погромов и "коснетуций", — см. Шолом-Алейхема, революционеры и околореволюционная интеллигенция — от боль­шевика В. И. Ульянова до поэта-декадента К. Д. Бальмонта), все равно границы оставались столь проницаемыми, а российский ги­гант столь самодостаточным, что как была эмиграция фоновой, так и осталась.

Настоящие волны - не волны даже, а девятые валы эмиграции были впереди.

Прологом к трагедии русской эмиграции XX века стал приезд из эмиграции В. И. Ульянова-Ленина в апреле 1917-го. Не прошло и года, как поток беженцев из России стал стремительно нарастать, достигнув пика в 1920 году — с окончательной эвакуацией частей Добровольческой армии. По инерции беженство и невозвращенче­ство добавляло к эмиграционному потоку новые людские судьбы примерно до 1927 года, после чего границы СССР стали стреми­тельно утрачивать какую бы то ни было проницаемость. Кто не ус­пел, тот опоздал. Именно этим объясняется феномен последующего наступления социализма по всему фронту. И тягчайшие, неслыхан­ные бедствия, испытанные страной в 1929-1933 гг., и последующий большой террор не вызвали никакой эмиграционной волны (число невозвращенцев того времени, все больше заграничных резидентов НКВД, можно пересчитать по пальцам), потому что советская власть предусмотрительно отняла у подданных даже и последнюю воз­можность к спасению свободы и самой жизни –возможность бежать в чем есть и куда глаза глядят.

Взведенная пружина распрямилась в годы войны, породив поток Второй эмиграции. И массовая сдача в плен, и неслыханное в но­вейшей истории массовое же (до 300 тысяч человек) участие в про­тивосоветских формированиях вермахта, т. е. война против собст­венной страны на стороне злейшего врага этой страны, и массовый исход населения (Северный Кавказ, Украина) вместе с отступающим немцем все это было чисто эмиграционным по сути своей феноме­ном, готовностью бежать к черту, к дьяволу лишь бы подальше от родной советской власти. Калитка, захлопнувшаяся 1927 году окончательно и, как казалось, навсегда, в годы войны не то чтобы вновь распахнулась, просто самый забор был сломан, ибо на то и война, чтобы уничтожать привычное понятие государствен­ной границы. В этот пролом забора хаотически хлынули будущие перемещенные лица. Хлынули без долгого расчета и раздумья, дви­жимые лишь двумя отчаянными мыслями "Теперь или никогда" и "Хоть гирше, та инше". Так к полутора миллионам русских из Пер­вой, белой, эмиграции добавилась еще пара миллионов беженцев — уже не от молодой, как в 1918-1922 гг., но от вполне зрелой совет­ской власти. Затем в 1945 году забор снова заделали и укрепили крепче некуда. Казалось бы, совсем уже навсегда.[27]

Странно, но чем больше социалистическое отечество стремилось обучить двум отнимающим всякую надежду словам "навсегда" и "никогда", тем чаще история усмехалась над грозным звучанием этих слов. В начале 70-х в глухой стене снова появилась калитка. На сей раз еврейская под соусом воссоединения семей стал возможным не всегда гладкий и не всегда гарантированный, но все же выезд из страны. Если бы речь шла лишь о еврейской эмиграции, вряд ли эта волна получила бы название Третьей. Примерно в те же годы из Польши было окончательно выдавлено еврейское население поль­скими властями отъезд евреев прямо поощрялся, однако поляки от­нюдь не восприняли это как мощную эмиграционную волну, в корне меняющую жизнь страны. Жители СССР восприняли, ибо по сути своей эмиграция была не столько национальная (т. е. еврейская), сколько сословная (т. е. интеллигентская), и в огромной степени людьми двигало не столько стремление к воссоединению с родст­венниками (по большей части мифическими) или тяга к теплу еврейского национального очага (львиная доля эмигрантов застре­вала в Вене или в Риме, ожидая вида на жительство в собственно западные страны и к очагу не слишком-то стремясь), сколько тоска по вольному воздуху.

Другие статьи по географии

Индия
Перелёт Москва – Дели занимает лишь около 6 часов летнего времени – кратчайшее расстояние между Европой и Азией. Вы переноситесь в великую, своеобразную страну, где сосредоточена 1\7 часть ...

Витус Беринг. Первая Камчатская Экспедиция
Сегодня, глядя на карту России, мы порой даже не задумываемся о том, как и кто, открывал и осваивал эти бескрайние просторы. Сейчас, при желании мы, не прилагая особых усилий, можем попасть ...

Германия в мировой экономкие
Германия расположена в центре Европы. Она протянулась от Альп до Скандинавских стран. Германия не так велика, как Франция, Испания, Швеция, но среди европейских стран занимает п ...